Из еврейской народной поэзии. О шостаковическом цикле "из еврейской народной поэзии" иеврейских песнях

Вокальный цикл

История создания

1948 год стал очень тяжелым для Шостаковича. В феврале вышло печально знаменитое Постановление ЦК ВКП(б), в котором его творчество шельмовалось, объявлялось антинародным. Вместе с другими наиболее талантливыми композиторами страны Шостакович был предан анафеме на Первом Всесоюзном съезде композиторов. Ему пришлось публично каяться в якобы совершенных ошибках. Музыка его была, по существу, запрещена. Для заработка и творческой реабилитации он работал над музыкой к кинофильму «Молодая гвардия». Но душа требовала иного. Летом, когда семья жила в дачном поселке Комарово под Ленинградом, внимание композитора привлек сборник стихов «Еврейские народные песни» в пристанционном газетном ларьке. Стихи заинтересовали его. Возник замысел вокального цикла. Еврейский фольклор давно привлекал к себе внимание композитора, но, возможно, сыграла свою роль и начинавшаяся кампания «борьбы с космополитизмом».

Работа нац циклом шла очень активно - осенью он был закончен. Рукопись датируется октябрем 1948 года. Разумеется, об исполнении нечего было и думать. Музыка на несколько лет «легла в стол»; ее премьера состоялась лишь 15 января 1955 года. «Из еврейской народной поэзии» (ор. 79) - не романсы, не песни в обычном понимании. Одиннадцать номеров цикла это живые драматические сценки в традициях Мусоргского. Шостакович не пользовался фольклорными источниками, однако музыка пронизана характерными еврейскими интонациями, как собственно вокальными, так и речевыми.

Музыка

Цикл делится на две неравные части: восемь номеров используют тексты, посвященные дореволюционному быту, последние три - «счастливой свободной жизни в советской стране». Соответственно меняется и музыкальный язык: в первой части преобладают выразительные, часто опирающиеся на еврейский фольклор речитативные интонации, тогда как во второй звучат нарочито оптимистичные мелодии, близкие массовым песням.

Цикл открывается «Плачем об умершем младенце» - скорбным диалогом двух женщин, основанном на выразительной интонации стона. №2, «Заботливые мама и тетя» - песня-прибаутка, отличающаяся мягким юмором и несколько осветляющая колорит «Колыбельная» (№3) снова трагична. Это монолог матери, вырастающий из интонации баюкания, но постепенно переходящий в речитативно-декламационный. №6, «Брошенный отец», - душераздирающая сцена, в которой интонациям отца, полным отчаяния, противопоставлены презрительные бездушные ответы дочери. Завершается она монотонным, полным безнадежности повторением одного и того же мотива («Вернись ко мне...»). №7, «Песня о нужде», парадоксально воплощенная в хмельной плясовой, заставляющей вспомнить Мусоргского, приводит к кульминации цикла. Это №8, «Зима», - терцет, приближающийся к оперному ансамблю по силе выражения, подводящий итог трагического раздела цикла.

Ответ от Ётанислава[гуру]
Дмитрий Шостакович-советский человек

Ответ от 2 ответа [гуру]

Привет! Вот подборка тем с ответами на Ваш вопрос: Шестакович еврей?

Ответ от Павел Харченко [гуру]
Он хоть и еврей по национальности, но великий советский композитор.

Ответ от Ovtmz [новичек]
Фу, Пейсах! Как вы могли себе таки такое подумать? ! Шестакович - чистокровный хусский!!!

Ответ от Дмитрий Просто [гуру]
хохол! бла.... _

Ответ от Ђяпа [гуру]
Ага, а также все белорусы.

Ответ от Андрей Осьмов [новичек]
А сам то что, делаешь? Выбираешь ответ станиславы лучшим, о ИДИОТЪ!

Ответ от Александр Крашенинников [новичек]
По национальности он не еврей. Он правнук участника польского восстания 1830 –1831 годов, сосланного в Сибирь. Позднее пошло смешивание русско-польской крови. В какой-то степени Шостакович симпатизировал польским мятежникам, которые пытались отделиться от России и снова возродить Великую Польщу. До раздела Польши - страна ляхов и жидов.
Шостакович с детства был лишен возможности получать правду о жидах. Он много времени с детства проводил в окружении жидов, жидофилов и жидовствующих.
Шостакович учился в Петроградской (Ленинградской) консерватории, где преобладало жидофильство. В окружении Шостаковича всегда было много жидов. Шостакович был в восторге от жидовской музыки. «...еврейская народная музыка повлияла на меня сильнее всего. Я не устаю ей восторгаться». «Многие мои сочинения отражают влияние еврейской музыки. Это не чисто музыкальный вопрос, но и моральный. Я часто проверяю людей по их отношению к евреям... Для меня евреи стали символом. В них сконцентрировалась вся человеческая беззащитность. После войны я пообещал это отразить в моих произведениях».
Жиды и жидофилы накачивали и накачали его жидовским духом. Он сам скоро стал жидофилом и даже жидовствующим. Он знал о гонениях на жидов, и глубоко жидам сочувствовал, но абсолютно ничего не знал о бедах, которые принесли жиды другим народам на Земном шаре.

Ответ от Надежда Хмелевская [гуру]
И Пушкин тоже

Ответ от Катунь [новичек]
да какая разница.. .
может он алтаец???

Ответ от Алексей Злыгостев [гуру]
ШОСТАКО́ВИЧ Дмитрий Дмитриевич (1906, Санкт-Петербург, – 1975, Москва) , русский композитор. Внук участника польского восстания 1861–63 гг. , сосланного в Сибирь. Впервые еврейская тема прозвучала в трио №2 (1944) для фортепиано, скрипки и виолончели, посвященном памяти И. Соллертинского, блестяще образованного музыковеда, который был ближайшим другом Шостаковича и отчасти его наставником. В трио звучит не цитата из фольклора, а собственная мелодия, в национальной окрашенности которой невозможно усомниться. Возможно, к еврейской теме в музыке, посвященной человеку такого же русско-польского происхождения, как и сам Шостакович, композитора заставила обратиться ассоциативная связь с творчеством Г. Малера, которым Шостакович увлекся под влиянием Соллертинского. Малер с его невероятной экспрессией и типично еврейской раздвоенностью, сочетанием тонкой лирики и гротеска как бы указал Шостаковичу его путь (во многих произведениях Шостаковича трудно понять, где радость и где издевка, и то, что кажется патриотическим оптимизмом, оказывается на поверку пародией и сарказмом) . Общий трагедийный настрой малеровской музыки также был созвучен настроениям Шостаковича.
Понятие «еврей» Шостакович всегда связывал со страданием и горем, что, как считал композитор, выразилось и в еврейской музыке. В воспоминаниях «Свидетельства Дмитрия Шостаковича» (Н. -Й. , 1979), записанных С. Волковым (родился в 1944 г.) , Шостакович говорит: «...еврейская народная музыка повлияла на меня сильнее всего. Я не устаю ей восторгаться. Она так многогранна. Она может казаться радостной и в действительности быть глубоко трагичной. Почти всегда это смех сквозь слезы. Это качество еврейской народной музыки очень близко моему представлению о том, какой должна быть музыка. Она должна всегда иметь два слоя. Евреи так долго мучались, что научились скрывать свое отчаяние. Его они выражают в танцах. Каждая настоящая народная музыка прекрасна, но еврейская - единственная в своем роде» . Музыкальному языку Шостаковича присущ смех сквозь слезы, сочетающийся с сарказмом, философскими размышлениями, интеллектуализмом и колоссальной эмоциональностью.

Среди русской интеллигенции всегда было много людей, начисто лишенных комплекса антисемитизма: В.Стасов, В.Соловьев, Н.Римский-Корсаков, А.Глазунов (которого называли «отцом иудеев» за то, что помогал eвреям устроиться на жительство в Москве и на учебу в Московской консерватории), М. Горький, Е. Евтушенко с его знаменитым: «Для антисемитов я евpей». Список, конечно, можно продолжить. Одним из первых в этом ряду стоит Дмитрий Шостакович .

«Я проверяю людей по отношению к еврeям» - цитата из книги воспоминаний великого русского композитора, записанной музыковедом Соломоном Волковым и вышедшей в Нью-Йорке в 1979 году. В этой книге Дмитрий Дмитриевич пишет:

Для меня eвpеи стали символом. В них сконцентрировалась вся человеческая беззащитность…

Понятно, что такая книга не могла выйти в то время на территории Советского Союза. Не могла хотя бы потому, что в ней автор знаменитой Седьмой симфонии (Ленинградской) пишет об антисемитизме советского руководства, а также подчеркивает, что многие его сочинения отражают влияние евpeйской музыки.

Как такое могло случиться? Невероятно и непостижимо. Почему человек, в котором нет ни капли eврeйской крови, становится юдофилом, глубоко переживает за нелегкую судьбу потомков Авраама? Почему eвpeйская тема звучит так ярко и пронзительно и в его творчестве, и в его жизни? Почти все биографы Шостаковича в той или иной степени пытаются ответить на этот вопрос. Одни делают упор на воспитание, другие указывают на менталитет композитора, близкий еврейскому, третьи говорят о схожести судьбы подвергавшихся преследованиям eвреев (дело врачей, обвинения в космополитизме) и самого Дмитрия Дмитриевича, которого обвиняли в «формализме и буржуазной деградации». Впрочем, есть еще одна причина. Шостакович вставал на защиту евpеев еще и потому, что считал их, особенно после Катастрофы, самой беззащитной, самой дискриминируемой частью общества.

Вероятно, все эти факторы переплетаются и дополняют друг друга. Попробуем разобраться подробнее.

Действительно, как правило, отношение к еврeям формируется в детстве. Ребенок, еще не понимая до конца сути слов и поступков взрослых, на удивление точно и глубоко перенимает их привычки, эмоциональные отношения, те или иные предпочтения. Дима Шостакович рос в интеллигентной петербургской семье, где антисемитизм считался чем-то неприличным и мерзким. Как писал сам Шостакович,

В нашей семье считали антисемитизм пережитком варварства. У нас антисемитов презирали, им не подавали руки. Человек с претензией на порядочность не имеет права быть антисемитом.

Это понимание антисемитизма, как чего-то грязного, отвратительного, непорядочного, Дмитрий Дмитриевич пронес через всю жизнь. Великий композитор рвал отношения с самыми близкими друзьями при малейшем проявлении грязного предрассудка.

Среди друзей Дмитрия Дмитриевича было много eвpеев, и он приходил к ним на помощь, подчас с риском для жизни.

Когда 13 января 1948 года по личному приказу Сталина был зверски убит чекистами Соломон Михоэлс, Дмитрий Дмитриевич навестил дочку великого евpeйского артиста Тали и выразил ей свое соболезнование. Вскоре арестовали зятя Михоэлса, молодого талантливого композитора Моисея Вайнберга. Шостакович позвонил Берии и сказал, что он готов поручиться, что никакой Вайнберг не американский шпион, а «нормальный советский гражданин». Более того, Дмитрий Дмитриевич сказал главному сталинскому инквизитору слова, которые могли стоить ему жизни:

Я знаю, у вас там бьют. У Вайнберга слабое здоровье. Он не выдержит.

Видимо, в то время слово автора Ленинградской симфонии имело определенный вес - Берия передал их разговор Сталину, и тот смилостивился: Моисея Вайнберга не только выпустили на свободу, но и дали квартиру. Причем квартиру (скорее всего, тоже по указанию Сталина), окна которой выходили на Бутырскую тюрьму. Таким образом вождь народов напоминал Вайнбергу, что до тюрьмы ему всего один шаг.

Вызовом антисемитизму можно, конечно, считать и создание композитором в самый разгар борьбы с космополитами в 1948 году сборника народных песен «Из eврeйской народной поэзии». Тексты песен Дмитрий Дмитриевич (сборник текстов составлен И. Добрушиным и А. Юдицким) случайно обнаружил в небольшом букинистическом магазинчике. Правда, исполнить эти песни в концерте в то время не представлялось возможным. Тут уместно сказать несколько слов о том, как воспринимал гениальный композитор eвpeйскую народную музыку. «На меня, - говорит Шостакович в той же книге воспоминаний, - еврейская народная музыка повлияла сильнее всего. Я не устаю ею восторгаться. Она так многогранна. Она может казаться радостной, а на самом деле быть глубоко трагичной». Этот шолом-алейхемовский смех сквозь слезы, этот философско-саркастический, эмоционально окрашенный взгляд на жизнь характерен и для некоторых других произведений Шостаковича, написанных на eврейские мелодии.

Впервые евpейская тема в музыке композитора прозвучала в Трио №2 для фортепиано, скрипки и виолончели (1944). Трио было посвящено памяти И. Соллертинского, с которым Шостакович дружил.

В трио сначала у скрипки, а потом у виолончели проходит тема, в еврeйском характере которой нельзя ошибиться. Возможно, примером для Дмитрия Дмитриевича в выборе мелодии и в том, как она была преподнесена, стало увлечение творчеством Густава Малера. Для музыки австрийского композитора eвpейского происхождения характерна та самая евpeйская раздвоенность, в которой радость легко переходит в горе, лирика - в гротеск, так называемый бодрый патриотизм - в сарказм и пародию, веселый танец - в чудовищный танец смерти.

Позже eврeйская тема прозвучит во многих произведениях Шостаковича: в Квартете №4, в Первом скрипичном концерте, в квартете №8 (этот квартет Дмитрий Дмитриевич называл своим автопортретом), во Втором концерте для виолончели с оркестром, где в финале звучат известные «Бублички», в некоторых других произведениях. Но особенно ярко и полно эта тема раскрылось в Тринадцатой симфонии, первая часть которой написана на текст поэмы Е. Евтушенко «Бабий Яр». Сегодня можно сказать со всей определенностью, что 13-я симфония - один из самых значительных и великих памятников 6 миллионам безвинно погибших eвpeев.

Прошло более сорока лет со дня смерти Шостаковича. Дерева, посвященного его памяти, нет на аллее Праведников народов мира, но память о великом русском композиторе навсегда останется в наших сердцах - как память о великом друге еврейского народа. Закончить хочу словами Дмитрия Дмитриевича:

Никогда не надо забывать об опасности антисемитизма. Мы должны постоянно напоминать о ней, потому что зараза жива, и кто знает, исчезнет ли она когда-нибудь.

ШОСТАКО́ВИЧ Дмитрий Дмитриевич (1906, Санкт-Петербург, - 1975, Москва), русский композитор.

Внук участника польского восстания 1861–63 гг., сосланного в Сибирь . Впервые еврейская тема прозвучала у Шостаковича в трио № 2 (1944) для фортепиано, скрипки и виолончели, посвященном памяти Ивана Соллертинского, блестяще образованного музыковеда, который был ближайшим другом Шостаковича и отчасти его наставником. В трио звучит не цитата из фольклора , а собственная мелодия, в национальной окрашенности которой невозможно усомниться. Возможно, к еврейской теме в музыке, посвященной человеку такого же русско-польского происхождения, как и сам Шостакович, композитора заставила обратиться ассоциативная связь с творчеством Густава Малера , которым Шостакович увлекся под влиянием Соллертинского. Малер с его невероятной экспрессией и типично еврейской раздвоенностью, сочетанием тонкой лирики и гротеска как бы указал Шостаковичу его путь (во многих произведениях Шостаковича трудно понять, где радость и где издевка, и то, что кажется патриотическим оптимизмом, оказывается на поверку пародией и сарказмом). Общий трагедийный настрой малеровской музыки также был созвучен настроениям Шостаковича.

Понятие «еврей» Шостакович всегда связывал со страданием и горем, что, как считал композитор, выразилось и в еврейской музыке . В воспоминаниях «Свидетельства Дмитрия Шостаковича» (Н.-Й., 1979), записанных Соломоном Волковым (род. в 1944 г., с 1976 г. в США), Шостакович говорит: «...Еврейская народная музыка повлияла на меня сильнее всего. Я не устаю ей восторгаться. Она так многогранна. Она может казаться радостной и в действительности быть глубоко трагичной. Почти всегда это смех сквозь слезы. Это качество еврейской народной музыки очень близко моему представлению о том, какой должна быть музыка. Она должна всегда иметь два слоя. Евреи так долго мучались, что научились скрывать свое отчаяние. Его они выражают в танцах. Каждая настоящая народная музыка прекрасна, но еврейская - единственная в своем роде». Музыкальному языку Шостаковича присущ смех сквозь слезы, сочетающийся с сарказмом, философскими размышлениями, интеллектуализмом и колоссальной эмоциональностью.

В 1936 г., после статьи в «Правде» «Сумбур вместо музыки», Шостакович подвергся гонениям. Знаменитая Седьмая симфония (так называемая Ленинградская, 1941), воспринятая всем миром как акт мужества русского композитора, написавшего ее в осажденном Ленинграде (см. Санкт-Петербург), была, тем не менее, обдумана в деталях еще до войны, и в ней Шостакович, по его более позднему признанию, скорбел в равной степени о жертвах двух преступников: Адольфа Гитлера и Иосифа Сталина . То же можно отнести и к Восьмой симфонии (1943).

В тяжелые для евреев послевоенные годы Шостакович, вновь в 1948 г. подвергшийся гонениям, написал Четвертый квартет (1949), Первый скрипичный концерт (1948), пронизанные еврейским мелосом. Цикл песен «Из еврейской народной поэзии» (1948) создан под влиянием идейных и эстетических принципов М. Мусоргского, в «Картинках с выставки» которого тоже звучит еврейская тема. Композиторов сближает также сострадание к судьбе гонимых, обобщенно-смысловое использование народно-песенных и танцевальных жанров. Эти три произведения Шостаковича были исполнены лишь после смерти Сталина.

В 1960 г. еврейская тема из трио, посвященного Соллертинскому, возникла в Восьмом квартете, который композитор посвятил «памяти жертв фашизма и войны» (Шостакович называл это произведение в письмах своим автопортретом). Десятый квартет (1964), построенный на еврейских интонациях, посвящен Моисею Вайнбергу , личная и творческая дружба с которым занимала особое место в жизни Шостаковича. Ему Шостакович показывал все свои новые сочинения и играл их с ним в четыре руки (Вайнберг находился под несомненным влиянием Шостаковича, при горячей поддержке Шостаковича он написал ряд произведений на еврейскую тему). В финал своего Второго концерта для виолончели с оркестром (1966) Шостакович ввел тему популярной мелодии начала 20 в. - «Бублички», которая у слушателя вызывала отчетливо еврейские ассоциации.

В 1962 г. Шостакович позволил себе выступить с открытым манифестом и напоминанием о Катастрофе : первая часть Тринадцатой симфонии написана на текст стихотворения Евгения Евтушенко «Бабий Яр ». Симфония вызвала гнев властей, ее премьере чинили препятствия, но тем не менее она была исполнена под управлением дирижера Кирилла Кондрашина (1914–81) и имела огромный общественный резонанс. Наряду с «Уцелевшим из Варшавы» Арнольда Шёнберга , Тринадцатая симфония - величайший музыкальный памятник миллионам погибших евреев.

Для Шостаковича, воспитанного в семье, где презирали антисемитизм , учившегося в Петроградской (Ленинградской) консерватории, директор которой А. Глазунов всячески помогал евреям, отношение к евреям было мерилом оценки людей: «Многие мои сочинения отражают влияние еврейской музыки. Это не чисто музыкальный вопрос, но и моральный. Я часто проверяю людей по их отношению к евреям... Для меня евреи стали символом. В них сконцентрировалась вся человеческая беззащитность. После войны я пообещал это отразить в моих произведениях. Это было скверное время для евреев. Впрочем, для них всегда было скверное время... Надо неусыпно обращать внимание на опасность антисемитизма. Бацилла еще слишком живуча. Никто не знает, умрет ли она когда-нибудь». Шостакович не выносил «еврейских анекдотов», беспощадно рвал отношения даже с близкими друзьями, заметив малейшее проявление антисемитизма с их стороны.

В окружении Шостаковича всегда было много евреев. Его учителем по классу композиции был композитор и педагог Максимилиан Штейнберг (1883–1946); Шостакович сотрудничал с кинорежиссерами Григорием Козинцевым , Леонидом Траубергом , Лео Арнштамом (1905–79), Сергеем Юткевичем (1904–85), со многими исполнителями и дирижерами, в том числе с Давидом Ойстрахом , Рудольфом Баршаем (1924–2010), Виктором Кубацким (1891–1970) и др. Во время войны погиб в ополчении Вениамин Флейшман (1913–41), талантливейший ученик Шостаковича. Он оставил почти законченный клавир оперы «Скрипка Ротшильда» по одноименному рассказу Антона Чехова . В 1968 г. эта опера, законченная и оркестрованная Шостаковичем, была впервые исполнена. Шостакович утверждал, что только оркестровал ее, но совершенство письма и тщательность отделки наводят на мысль, что его участие в завершении этого произведения было более значительным. В организации премьеры большую роль сыграл молодой ленинградский музыковед С. Волков (см. выше), ставший впоследствии доверенным лицом композитора. В течение нескольких лет они постоянно общались, и Волкову Шостакович продиктовал свои воспоминания, завещав опубликовать их на Западе после своей смерти. Выход книги «Свидетельства Дмитрия Шостаковича» в 1979 г. в Нью-Йорке вызвал негодование в официальной советской прессе, поскольку в книге содержались откровенные высказывания Шостаковича о советской власти, о ее политике в искусстве, о преследованиях интеллигенции, об антисемитизме советского руководства.